О
знаменитом форварде донецкого "Шахтера" семидесятых годов прошлого века
написано много, а "классикой жанра", наверное, можно считать строчки,
вышедшие из-под пера Льва Филатова: "Достаточно высокий, рано облысевший
и потому выглядевший особенно крупноголовым. Старухин имел любимое занятие: подстеречь
высоко летящий мяч и боднуть его в сетку. В годы, когда играл Старухин, он был
общепризнанным, а точнее сказать, единственным мастером игры головой... Партнеры
знали любимые точки своего центрфорварда и заученно навешивали мяч то к ближней,
то к дальней штанге".
Однажды я спросил у самого Виталия, насколько мэтр отечественной футбольной журналистики
оказался точен в своих оценках. "Процентов на восемьдесят, - ответил Старухин.
- На самом деле это не столько партнеры знали "любимые точки своего центрфорварда
и заученно навешивали мяч", сколько я сам по поведению партнеров старался
предвосхитить дальнейшее развитие событий и в зависимости от этого выбирал позицию
возле чужих ворот".
Что же касается деликатно подмеченной Филатовым особенности старухинской прически,
не очень-то вязавшейся с возрастом футболиста, зато "стилистически"
сочетавшейся с его фамилией, то она породила в среде болельщиков ласковый псевдоним
- Бабуся, под которым форвард вошел в историю "Шахтера".
Для самого Старухина эта история началась в 1972 году, когда малоизвестный нападающий
полтавского "Строителя", команды второй союзной лиги, получил приглашение
от Олега Базилевича, который тогда только-только возглавил донецкий "Шахтер"
с задачей вернуть клуб в элитный дивизион, из которого он неожиданно выпал.
- Я внимательно следил за Старухиным, еще работая в кадиевском "Шахтере",
выступавшем в одной лиге со "Строителем", и представлял обновленную
донецкую команду с нападающим именно такого типа, - вспоминал позже Базилевич.
- Это счастье, что мы пошли навстречу друг другу. Футбольная мудрость Виталия
проявилась уже в тот момент, когда он, отвергнув, может быть, еще более соблазнительные
предложения из Киева, Симферополя, Луганска, дал согласие играть в Донецке. Такое
случается не так уж часто: "Шахтер" на все сто процентов оказался "его"
командой.
Однако по тем временам одного предпочтения игрока было слишком мало, чтобы оказаться
в команде. Нравы в нашем футболе тогда царили такие, что люди из "Шахтера"
решились под покровом ночи в буквальном смысле выкрасть (!) нападающего (разумеется,
с его согласия) из тренировочного лагеря полтавской команды на берегу тихой и
живописной речки Ворсклы. Задумано - сделано. Естественно, такая пропажа не могла
остаться незамеченной, скандал быстро дошел до Москвы, последовали строгие санкции
федерации футбола, и пришлось форварду на какое-то время ограничить свои амбиции
матчами за горняцкий дубль, да еще под чужими фамилиями...
В официальном матче чемпионата СССР, оказавшемся для дебютанта оранжево-черных
стартовым на пути к членству в Клубе Григория Федотова, фамилия "Старухин"
впервые зажглась на табло Центрального стадиона "Шахтер" в Донецке 7
апреля 1973 года. Пострадать в тот день выпало голкиперу московского "Спартака"
Александру Прохорову, ну а мяч, разумеется, влетел в сетку после удара головой.
Футбольные
статистики, позже всесторонне изучившие игровое "наследие" Старухина,
сделали весьма показательное открытие, лишний раз объясняющее особое место этого
форварда в истории "Шахтера": из 84 голов, забитых им в чемпионатах
СССР, 46, или больше половины, становились решающими для исходов матчей: приносили
донецкому клубу либо победу, либо ничью. Но даже всезнайки-статистики так и не
удосужились подсчитать, сколько всего мячей в официальных играх Старухин сумел
забить головой.
В основе этого умения, безусловно, лежал природный дар. Но любой дар можно развить,
а можно, наоборот, угробить. Как вспоминал сам форвард, очень помогло то обстоятельство,
что в юности он слыл "всеядным" игровиком: у себя в Минске, откуда Старухин
был родом, увлекался не только футболом, но и баскетболом, волейболом.
- Закономерности поведения мяча в воздухе во всех игровых видах спорта примерно
одинаковы, - терпеливо просвещал меня когда-то Виталий. - Ведь совсем необязательно
выше всех прыгать, чтобы обвести блок над сеткой или завладеть отскочившим от
щита мячом. Главное - встретиться с ним в нужный момент и в нужной точке пространства,
опередив при этом соперника. А уж чем потом сыграть - головой или рукой - принципиального
значения не имеет. Когда я окончательно определился с выбором и занимался в футбольной
школе, помню, мы зимой даже играли в волейбол... головами. Зальчик был тесный,
любой сильный удар ногой мог обернуться разбитым окном, и мы по волейбольным правилам
на "раз-два-три", перебрасывали мяч головами с одной стороны площадки
на другую. Занятие, между прочим, очень полезное, однако в наших командах мастеров
почему-то ничего подобного не практиковалось.
Счета
своим мячам, забитым со "второго этажа", Старухин тоже не вел, но всегда
с удовольствием вспоминал один, во многом уникальный гол, забитый в матче чемпионата
СССР 1973 года в ворота ЦСКА:
- Толя Коньков приложился к мячу с такой силой, что от груди вратаря армейцев
Астаповского он отскочил, как от каменной кладки. А поскольку при этом мяч задел
руки голкипера, траектория рикошета получилась очень удобной для меня. Я поймал
мяч головой за пределами штрафной площади - и оттуда попал точно в "девятку".
Хотя до ворот было метров 20!
Будучи "чистым" центрфорвардом, не обремененным на поле никакими другими
обязанностями, кроме "забивных", а значит, зависимым от партнеров, Старухин
настолько органично был встроен в игру "Шахтера", что и партнерам жилось
возле него очень комфортно. Его знаменитые сбросы мячей, выигранных в воздушных
дуэлях, становились сущим проклятием для соперников. Жаль, что в то время учет
индивидуальных футбольных заслуг по системе "гол плюс пас" еще не велся,
иначе послужной список донецкого форварда получился бы гораздо более впечатляющим.
Сам Старухин сброс мяча головой под удар считал даже эффективнее паса ногой, поскольку
он не так очевиден для обороняющихся и, как правило, более удобен для бьющего.
Пик игровой карьеры Старухина пришелся на сезон-79, когда он с 26 голами стал
самым метким снайпером чемпионата СССР и одновременно был признан футболистом
года. Чем создал прецедент: впервые лучшим в стране, по всем параметрам считавшейся
футбольной, оказался игрок, которого тренеры национальной сборной не жаловали
своим вниманием. Почему?
Безусловно,
ему было бы сложно вписаться в "систему" Лобановского или в ажурную
спартаковскую игру Бескова, а именно эти два мэтра, сменяя друг друга, стояли
в те годы у штурвала национальной команды и делали погоду в нашем футболе. Поэтому
версия, согласно которой ради сборной Старухину следовало бы перейти либо в киевское
"Динамо", либо в "Спартак", представляется вполне достоверной.
Однако он и слышать об этом не хотел, так объясняя годы спустя причину своего
отказа решиться на крутой поворот в игровой биографии: "Искренне не понимал,
почему нельзя попасть в сборную из "Шахтера", где я стопроцентно ощущал
себя человеком на своем месте. Это одно. И другое. Бесков и Лобановский, конечно,
великие тренеры, но по натуре они оба - диктаторы, а у меня душа никогда не лежала
к людям, которые собственные воззрения выдают за истину в последней инстанции".
Оказавшись на вершине своей футбольной славы в 30-летнем возрасте, он говорил,
что намерен оставаться в игре до 35, и это совсем не выглядело бравадой: серьезные
травмы, слава богу, обходили его стороной, а донецкие болельщики продолжали с
энтузиазмом ходить "на Бабусю". Однако до установленного самому себе
срока не дотянул: в "Шахтере" был взят "курс на омоложение",
и уже летом 81-го от услуг лучшего в истории клуба форварда отказались, хотя сам
он хотел и, наверное, мог бы еще поиграть.
К счастью, "непротивление злу", которое еще иногда отождествляют с философским
отношением к жизни, ему было присуще сполна. При всей своей огромной популярности
Старухин не страдал от избытка тщеславия, и потому, наверное, тот крутой вираж
судьбы не оставил в нем ни видимой душевной депрессии, ни тем более озлобленности.
Полтора десятка лет он проработал детским тренером в школе "Шахтера",
а потом от футбола оставил себе только инспектирование игр чемпионата области
да ветеранские матчи, в которых служил главной приманкой для зрителей и по-прежнему
исправно забивал. Последний раз я видел его на поле 6 июня 1999 года. В тот день
ему исполнилось 50, и футбольный клуб "Шахтер" устроил для ветерана
замечательный праздник, который собрал тысяч десять болельщиков. Со стадиона растроганный
всеобщим вниманием Старухин уехал на белоснежной иномарке, подаренной ему президентом
"Шахтера" Ринатом Ахметовым.
В несчастье, датированное 9 августа 2000 года, очень долго не хотелось верить...
Ему стало плохо на даче, где летом он жил практически постоянно, и родные с трудом
уговорили Виталия лечь в больницу. Врачи оказались бессильны: пневмония и отек
легких...
|